[indent] – Весь порошок? – уточнил Даниэль, наливая вино. Джорджина кивнула, и Даниэль высыпал в бокал содержимое пузырька. Протянул ведьме. Помог ей приподняться на подушках. И потом, опершись на локоть, полулежал рядом с ней, глядя, как она пьет – аккуратно, небольшими глотками.
[indent] Себе он тоже налил вина – без всякого эликсира, само собой. Но так и не отхлебнул из бокала. Просто держал его в руке; он позабыл о нем, созерцая Джорджину и любуясь ею – словно прекрасным произведением искусства.   
[indent] Сейчас им владело дивное умиротворение и ощущение гармонии. Не только физическое удовлетворение было тому причиной: он вдоволь напился приятных эмоций. Страсть,  нежность, наслаждение… Мгновения физической близости фонтанировали эмоциями, были заполонены ими. И он пил без стеснения, зная, что не только забирает, но и отдает в ответ. Отдает… что-то, не вполне понятное ему самому, но нужное и важное для человека. Для смертной женщины.
[indent] Конечно, такое возможно, только если чувства подлинны. Они с Джоржиной были любовниками уже не первый год. И пусть каждый знал, что не хранит верность другому – но в моменты, когда они обменивались ласками, они принадлежали только друг другу. В эти мгновения можно был скинуть с себя груз забот и просто наслаждаться.
[indent] Джорджина допила вино. Даниэль забрал у нее бокал, поставил на прикроватный столик и откинулся на подушки.
[indent] – Полегчало? – спросил он, когда Джорджина вольготно раскинулась на простынях. – Еще вина, дорогая?

[indent] Даниэль провел рукой по голове Джорджины. Сейчас от сложной прически не осталось и следа: волосы разметались по подушке, по ее плечам, по его груди. Золотистый каскад. Мягкий, нежный, шелковистый. 
[indent] Даниэлю нравилось касаться ее волос. Таких, каковы они были сейчас. Не скованные сложной броней шпилек и укладки. Правилами и нормами. Модой и стилем… Он погружал в них руку, пропуская пряди сквозь пальцы, наслаждаясь ощущением мягкости и прикосновения словно бы к нежному шелку.
[indent] Джорджина положила голову ему на живот, удобно устроившись на кровати. Он ощущал ее эмоции – спокойствие, удовлетворение, умиротворенность. И лишь где-то, далеко внутри, словно натянутая струна жило ожидание беды.
[indent] – ...Если срочно понадобится вмешаться в ситуацию с Гвен, я должна быть в форме…
[indent] Она права.
[indent] – Ты права, – сказал он. – Проблема Гвен может в любой момент потребовать решения. Ну, что ж, давай просто поговорим?
[indent] Даниэль помедлил. Он всё не осмеливался задать тот вопрос, который занимал его. Но ему хотелось узнать ответ. Так почему не сейчас?
[indent] – Мэтью Нортон... Зачем тебе понадобилось спасать его… таким способом? Сколь мне ведомо, ты не рада появлению новых вампиров?..

[indent] – О!.. – только и сказал Даниэль.
[indent] Про Тэйлора он, разумеется, слышал, хотя они не встречались лично. Бывший партнер Джорджины, которого она  убила, чтобы стать Верховной Ведьмой – как заведено в Ковене. Убила, несмотря на то, что вероятно, любила его. Разумеется, такую потерю непросто было пережить. Но Сантес никогда не сочувствовал ведьме из-за нее. Лично он полагал: делай – и не сожалей потом. Или не делай вовсе. Впрочем, Даниэль никогда не говорил этого Джорджине. И не планировал. И уж точно не собирался читать ей мораль сейчас. Кажется, Джорджина огорчилась, заговорив о бывшем возлюбленном. Так зачем расстраивать ее еще сильнее?..
[indent] Даниэль снова провел рукой по волосам женщины, «прислушиваясь» к ее эмоциям. Странно, но огорчения он не ощутил. Ни душевной боли, ни стыда или чувства вины. Была лишь легкая, едва приметная, печаль. А еще – злость. 
[indent] Сантес удивился. Этого он никак не ожидал. И не удержался от вопроса. 
[indent] – Ты сердишься? – недоуменно проговорил он. – Почему?

[indent] Похоже, сегодня предстояла ночь откровений. Джорджина устала и – Даниэль чувствовал это – не прочь была выговориться.
[indent] Воспоминания о событиях, ранящих душу, зачастую прочно оседают внутри. Раздражают, словно некстати вылезший гвоздь в ботинке. Мешают жить и дышать полной грудью. Их надо выплеснуть вон, как помои. Но трудно осмелиться… Потому что эти воспоминания чаще всего – неприглядная часть твоей жизни.
[indent] Даниэль все еще поглаживал Джорджину по голове, пропуская между пальцами светлые шелковистые пряди; каждый волос – как драгоценная золотая нить… Ведьма молчала, уткнувшись лицом ему в грудь. Он слышал лишь ее тихое дыхание.
[indent] Никому и никогда Джорджина Мортимер не покажет своей слабости. Но и «железной леди» нужно когда-то отдохнуть…   
[indent] – Тот, кто обратил меня, – неторопливо проговорил он, – вернее, та… она действительно считала меня игрушкой, я полагаю. Скучающая вампирша, которая поддалась сиюминутному увлечению смертным красавчиком. А вот я влюбился всерьез. Я был тогда молод и глуп. И верил, что существует бесконечная любовь. Я сам попросил ее сделать меня вампиром. Поскольку мечтал провести с ней остаток вечности.
[indent] Даниэль ухмыльнулся. Когда-то эти воспоминания причиняли ему боль. Теперь же – вызывали только смех и снисходительную улыбку.
[indent] – Она дала мне, – продолжал он, – то, что я просил. Но не совсем. Мы провели дивную ночь, и утром я проснулся вампиром. Только ее уже не было рядом. И не было нигде. А мне пришлось осознавать себя в новой сущности. Самостоятельно. Признаюсь: поначалу в этом было мало приятного. Но мало-помалу я освоился. И теперь даже рад, что все так получилось. Что сталось бы со мной, останься я человеком? Два-три десятка лет жизни, заполненных вином, едой, женщинами и какой-нибудь дурацкой местной политикой, не имеющей никакого значения в мировом масштабе.
[indent] Сантес откинулся на подушки, не переставая, впрочем, нежно гладить дивные волосы ведьмы.
[indent] – А так… Что ж, сперва пришлось нелегко. Но, иначе, узнал бы я то, что знаю сейчас? Постиг бы мир в его разнообразной полноте? Увидел бы хоть десятую долю его красот и чудес? Нет, конечно. Так что, в сущности, все вышло к лучшему.
[indent] Он снова замолчал. Молчала и Джорджина. Было удивительно тихо. То ли по стечению обстоятельств, то ли по велению ведьмы, никакой шум – ни с улицы, ни изнутри дома – не пробивался в их запертую комнату… 
[indent] – Ты не приветствуешь появление новых вампиров, – сказал Даниэль, спустя пару минут. – Но почему же, позволь спросить? Люди умирают, взамен рождаются новые. Это не вызывает у тебя никакого возражения. Вампиры тоже погибают. От рук охотников, от рук оборотней, от рук других вампиров. Говоря по правде, вампиры погибают чаще, чем появляются на свет. Мы, как и прочие, стараемся сохранить свое поголовье. Иначе от нас ничего не останется. Так что мы размножаемся, как и любой другой вид. Ты ведь не из тех, кто считает, что вампирам не стоит существовать вовсе?..
[indent] Даниэль приподнялся – и нежно коснулся губами ее виска.
[indent] – Иначе мы не лежали бы здесь вместе, моя милая?..

[indent] – Я тебя услышал, – кивнул Даниэль. – Но не соглашусь. Ты говоришь: люди становятся хищниками. Я бы сказал: нет, не становятся. Ибо люди и так хищники по природе своей. Они зависимы от воздуха и воды. Но не отнюдь только. Они зависимы от власти, денег, славы, общественного мнения и положения. Они жрут друг друга ежедневно и ежечасно. Да, не в буквальном смысле – зато так, как ни одному вампиру и не приснится. И речь тут не о выживании. А о других вещах – отнюдь не столь критичных: комфорт, удовольствие, возвышение над другими… И прочая, и прочая.
[indent] Даниэль чуть усмехнулся. Он лежал на спине, глядя в потолок, покрытый изящной лепниной. И вспоминал.
[indent] Вспоминал ряды виселиц с болтающимся на них телами. Вспоминал костры, на которых сжигали «еретиков» – под исступленный визг обезумевших толп. Вспоминал разоренные деревни, где солдаты, обуянные жаждой крови, с радостным смехом поднимали на копья младенцев. Хватали женщин, насиловали их – и тут же перерезали им горло. Вспоминал поля сражений, где земля была красной – не по природе своей, а от впитавшейся крови. Вспоминал жестокие казни… Четвертование. Человека привязывают за руки и ноги к четырем лошадям, а потом пускают их вскачь в разные стороны и понукают бежать, пока руки и ноги казнимого не оторвутся от тела. А потом это «тело», лишенное конечностей, но еще живое, кричит и воет так, что сотрясается воздух.
[indent] – Думаю, – проговорил он негромко, – не открою никакой страшной тайны, если скажу, что вампиры стараются держаться друг друга. Склонны защищать себе подобных. Не все и не всегда, конечно – и у нас бывают конфликты. Но все же мы делаем это чаще, чем люди.
[indent] Сантес поудобнее устроился на подушках, не переставая медленно, но нежно поглаживать волосы женщины.
[indent] – Переделы территорий, – сказал он. – Религиозные войны. Виселица за кражу морковки с рыночного прилавка. Пытки. Изощренные казни. Пушки эти ваши. Все придумали люди. И с каждым новым веком войны все жестче, оружие все совершеннее. В одном сражении за пару часов погибает больше народу, чем целый конгломерат вампиров сумел бы съесть за несколько лет. И ты говоришь мне, что это вампиры – хищники? Уволь от таких рассуждений.
[indent] Даниэль помолчал. Конечно, это все философия. И любой смертный скорее примет как должное пушки, чем непостижимых созданий ночи, нападающих в темноте. Даже ведьма. Ведь она – при всех своих знаниях – принадлежит к тому миру… Но все-таки стоило закончить. Раз уж он начал.
[indent] – И еще, – проговорил Сантес, – ты неправа в том, что у вампиров нет выбора. Он есть. Можно не убивать людей. Да, таких немного. Потому что это сложнее, чем просто убить и… дороже. Да, именно дороже – в материальном плане. Но возможно. И если вампир не берет на себя такой труд – это его сознательное решение. Потому что альтернатива есть. Он не обязан и не вынужден убивать. Он сам делает выбор… Как его делает и человек – в тот миг, когда становится бессмертным. Лично я никогда никого не обращал насильно, не спросив согласия. И осуждаю тех, кто так поступает. Вчера… – он помолчал пару секунд, припоминая события бурного вечера, – я сделал это впервые.
[indent] «Зачем я это говорю? – подумал Даниэль. – Джорджина Мортимер, не первый год общаясь с вампирами, наверняка всё знает сама».
[indent] – Но это всё отвлеченные рассуждения. А реальность проста: если мы не будем создавать новых вампиров, то исчезнем как вид. Не сразу. Не вдруг. Но исчезнем. Перестанем существовать. И коль скоро ты ратуешь против обращения, ты ратуешь за это. Верно ли я тебя понял?..

Отредактировано Даниэль Сантес (2020-05-31 06:34:43)

[indent] – Не за что извиняться, Джорджина, – сказал Даниэль, – всё в порядке. Если я не обращаю людей против их воли, то делаю это не по доброте душевной. А, скорее, из чисто практических соображений: на мой взгляд, вампиры, которые сами не рады своему существованию, вредят нашему сообществу. Некоторые свыкаются. Но не все. Впрочем, в случае Мэтта, думаю, он примет свою новую сущность. Он достаточно для этого циничен – как мне показалось.   
[indent] «Не сразу, – подумал Даниэль, – но примет». Да, Мэтью Нортон ужаснулся, убив человека. И да, мысль о том, что придется круто изменить всю жизнь, пока вызывает у него протест. Но он вампир меньше суток. Он привыкнет…
[indent] – А ты, насколько я понял, – продолжал он, – возражаешь не против обращения как такового. А против того, чтобы делать это насильно. Ну, что ж, тут я с тобой, пожалуй, согласен. Это баловство: нет никакой необходимости обращать тех, кому претит подобное существование. В мире хватает людей, которые сами хотели бы этого – умеренно-беспринципных и не отягощенных идеалистическими взглядами на этику и мораль.
[indent] Сантес чуть улыбнулся.
[indent] – Думаю, ты меня понимаешь. Ты ведь и сама – не образец доброты, будем уж честны. Я не хотел, – проговорил он, сделав небольшую паузу, – поднимать тему, которая, видимо, тебе неприятна… Но раз уж у нас ночь откровений, позволь и мне спросить: чего ради ты убила человека, которого любила более всех на свете? Почему его жизнь оказалась менее важна, чем должность Верховной Ведьмы? Из-за власти? Могущества? Возможности решать судьбы мира? Или есть иная причина? Ты не обязана отвечать, если не желаешь того, – прибавил Даниэль. – Но мне хотелось бы понять…

Отредактировано Даниэль Сантес (2017-05-23 03:35:16)

[indent] «А ты и позволила ему себя убедить, – подумал Даниэль. – Не сказала в ответ, что он не откажется, не посмеет, что ты знаешь своего мужчину, и он не пасует перед трудностями. Что Ковену нужен Верховный Ведьмак, и что если он любит, то не отступится... Готов поспорить, что не сказала. Просто дала себя уговорить… Но это было не твое решение, нет-нет. Это было решение Тэйлора, а ты лишь согласилась с ним. Получила жизнь и главенство в Ковене. Удобно, черт возьми! Как удобно!»
[indent] Вслух, разумеется, он не сказал ничего подобного. Зачем? В конечном итоге все вышло к лучшему. Неизвестно, как сложились бы отношения ведьм и вампиров, если б сейчас во главе Ковена стоял Тэйлор Эймс. А так…
[indent] Да Сантес и не осуждал Джорджину. Трудно воспротивиться искушению – и упустить подобную возможность…
[indent] – Я понимаю тебя, – проговорил Даниэль. – Больно и тяжело делать выбор между любовью и долгом. И не всякий осмелится принять такое решению. Отнюдь не каждому хватит отваги и сил...
[indent] Он обнял Джорджину за плечи и еще крепче прижал к себе. Не вовлекая в новые любовные ласки, а словно бы пытаясь хоть ненадолго спрятать ее, защитить от всего мира.
[indent] Даниэль постарался, чтобы ведьма расслабилась, забылась в его объятиях, поверила ему. Не уловила того небольшого лукавства, которое было в его словах. Совсем невеликого. Которое – тем паче – никому не вредило, а лишь шло на пользу им обоим.

Отредактировано Даниэль Сантес (2017-05-23 03:40:32)

[indent] – Не поручусь, – откликнулся Даниэль. – Может, да, а может, нет. Что она вообще такое – эта любовь? Кто может дать ей определение?..
[indent] Сантес снова погладил обнаженные плечи Джорджины.
[indent] – Говорят, что подлинная любовь важнее всего на свете. Так повествуют сказки, так пишут в романах… В сказках она побеждает всё. Даже смерть. А в жизни… Ну, что ж… ведь ты отдала её – свою любовь. Принесла ее в жертву чему-то более важному… для тебя. А если так – истинна ли была она? Твоя любовь? Сказки врут? И в мире властвует что-то иное? Или, просто, твоя любовь оказалась недостаточно сильна?
[indent] Он разжал объятия и снова откинулся на подушки. В спальне ведьмы царили покой и умиротворение. И витал легкий флёр желания.
[indent] – Любил ли я? Признаюсь честно: не знаю. Сейчас мне кажется, что из всех женщин, которые когда-либо были со мной, по-настоящему я любил – и люблю – лишь тебя… Но ты же все понимаешь, моя милая: одно неверное движение – и мы пропали. Каково вкушать этот любовный суп, щедро сдобренный солью интересов фракций и острым перцем взаимных подозрений? Если ты пригубишь его осторожно, чуть-чуть, он будет необычайно вкусным. Но зачерпни полной ложкой, распробуй как следует – и не окажется ли, что он переперчен или пересолен? Суп уже бурлит в своем котле, он вот-вот закипит, выплеснется через край. И что станется с нами тогда?..
[indent] Он коротко рассмеялся.
[indent] – Это опасная еда, моя милая. Она чрезвычайно вкусна, но таит в себе смертельный яд. И надобно обладать неимоверными талантами, чтобы испробовать ее, но не отравиться.

[indent] Прикосновение мягких губ женщины было ласковым и манящим. А ее тело – теплым и податливым. Даниэль ответил на поцелуй – и поцелуй затянулся; поначалу нежный – он стал страстным, жарким, яростным. Даниэль обхватил Джорджину за талию и притянул к себе.
[indent] Она выпила свой колдовской эликсир, и, значит, теперь все равно не уснет – ни от обычной усталости, ни даже после ласк вампира. А до рассвета еще есть время…
[indent] – Ты права, – сказал Даниэль, на миг оторвавшись от ее губ, – забудем ненадолго о будущем. И о прошлом тоже.

[indent] …Он поднялся с кровати, когда ночная чернота начала сменяться предутренним сероватым светом. Джорджина раскинулась на постели, наблюдая за ним. А он, неторопливо одеваясь, в свою очередь любовался дивными формами ее тела и белоснежной, словно фарфоровой, кожей.   
[indent] – Мне пора, милая. – Сантес обернулся к трюмо и аккуратно расправил шейный платок. – Не провожай. Лучше немного отдохни.
[indent] Он вернулся к кровати и нежно поцеловал ведьму в уголок губ.
[indent] Было бы самонадеянностью утверждать, что Даниэль хорошо ориентировался в огромном особняке Ковена. Но вот уж путь от входных дверей до спальни Верховной ведьмы он знал преотлично. И тут провожатый ему не требовался.
[indent] Сантес кивнул ведьмаку, дежурившему у входа, и вышел наружу. Нырнув с головой в серебристый предрассветный туман.

[indent] Даниэль проснулся от стука в дверь. Негромкого, но настойчивого.
[indent] – Да, Лоран, – сказал он.
[indent] Разумеется, только дворецкий мог осмелиться разбудить его. И, разумеется, только в случае, если дело важное.
[indent] Лоран Аддерли вошел в спальню, держа в руке сложенный листок бумаги.
[indent] – Приехала миссис Риган, сэр, – сообщил он. – Она чрезвычайно взволнована. Желает поговорить с вами как можно скорее. И, также, она передала послание от леди Мортимер. – Аддерли протянул записку. – Я полагаю, что миссис Риган не прибыла бы сюда без веской на то причины. Посему счел необходимым вас разбудить, сэр.
[indent] Абигаль Риган? С Даниэля разом слетел сон. Лоран прав: жена Патрика не приехала бы, если б не случилось что-то серьезное. Сантес развернул листок и пробежал его глазами.
Началось, – писала ведьма. – Гвен выманили из дома, с ней Патрик. Похоже, с ситуацией он не справляется. Мы их ищем. Буду держать тебя в курсе. Дж.
[indent] – Черт! – Даниэль поднялся с кровати и принялся торопливо одеваться. – Скажи миссис Риган, что я сейчас спущусь.
[indent] – Да, сэр, – отозвался Лоран, но не спешил уходить. Даниэль покосился на него.
[indent] – Что-то еще?
[indent] – Нет, сэр. Но я хотел бы заметить…
[indent] – Да?
[indent] – Что спешить некуда. Вы не сумеете добраться до Ковена. Большой затор, сэр. Прямо перед нашим домом. Карета не сможет даже выехать на дорогу, не говоря уже о том, чтобы куда-то двинуться.
[indent] – Значит, пройдусь пешком.
[indent] – Увы, ничего не получится, сэр. День безоблачный, солнце очень яркое. Нет никакой возможности выйти на улицу, сэр. 
[indent] – Черт! – повторил Даниэль. – Сколько времени?
[indent] – Пять часов пополудни, сэр.
[indent] – Черт! – сказал Даниэль в третий раз.
[indent] – Я передам миссис Риган, что вы сейчас спуститесь, сэр.

[indent] Сантес вошел в гостиную, где его ожидала Абигаль Риган. Миловидная блондинка с мягкими чертами лица, по которым – как и в случае с другими ведьмами Ковена – никак нельзя было угадать истинный возраст женщины. Лоран не ошибся: обычно спокойная и невозмутимая Абигаль сейчас была взволнована. Да что там – взволнована. В панике! Она порывисто встала навстречу Даниэлю.
[indent] – Мистер Сантес!..
[indent] – Миссис Риган. – Даниэль поклонился даме. – Вы хотели меня видеть?
[indent] На столике возле кресла стояла чашка с чаем; от нее исходил явственный запах мяты. Очевидно, Лоран предпринял попытку хоть немного успокоить женщину. Не похоже, что эта попытка увенчалась успехом…
[indent] Опустившись обратно в кресло, с которого только что поднялась, Абигаль Риган сбивчиво, но в целом понятно пересказала Сантесу события последних часов. Даниэль слушал молча, не перебивая, и одновременно пытался думать. Было ясно, что присоединиться сейчас к Джорджине невозможно. Даже не раздвигая плотные, наглухо задернутые шторы, можно было понять, что творится за окном. Извечная проблема Лондона последних десятилетий – транспортный затор. С улицы доносились возмущенные выкрики, ругань, ржание лошадей, скрип и треск сцепившихся колесами карет. Интересно, как сюда добралась сама ведьма? По-видимому, пешком…
[indent] По мере того, как Абигаль рассказывала, картина рисовалась все более неприятная. Даниэль почувствовал, что тревога ведьмы передается и ему. «Надеюсь, – подумал он, – Джорджина не решила сама поехать в Батерси в компании пары ведмаков? Это было бы крайне неразумно. Но...»
[indent] – …И леди Мортимер отправила меня сюда, – закончила Абигаль.
[indent] Сантес кивнул.
[indent] – А вам известно, – спросил он, – что, собственно, леди Мортимер собиралась предпринять дальше?

Отредактировано Даниэль Сантес (2017-05-23 04:23:43)

[indent] – Леди Мортимер ведь отправила кого-то в Батерси, чтобы осмотреться и оценить обстановку? – уточнил Даниэль. – Когда это было? И скоро ли они должны вернуться, предположительно?
[indent] Он развел руками.
[indent] – Я бы хотел присоединиться сейчас к леди Мортимер, но, как вы понимаете, погода не позволяет мне покинуть дом. Я смогу нанести ей визит только в сумерках. Однако до заката еще далеко. Поэтому, если леди Мортимер считает нужным обсудить со мной ситуацию, не дожидаясь вечера, и сочтет возможным покинуть Ковен, я буду рад видеть ее здесь. Передайте ей это, пожалуйста. Не владея свежей информацией и будучи ограничен в передвижениях, ничего сверх того я сейчас сказать не смогу. Я сожалею, миссис Риган.

[indent] Проводив Абигаль Риагн, Даниэль вернулся в гостиную. С тех пор он так и сидел здесь, ожидая приезда Джорджины. Ясное дело: ведьма появится не мгновенно. Можно было еще немного подремать. Или подняться в кабинет и поработать с бумагами. Но спать не хотелось. Да и работать тоже. Всё валилось из рук. Даниэль сидел в кресле и рассеянно перелистывал поданные Лораном сегодняшние газеты. Словно в насмешку – ни одна из газет не обошла вниманием транспортную проблему. «Таймс», «Дейли Ньюс», «Морнинг Пост» – будто бы сговорившись, твердили одно и то же.
[indent] Не сговаривались, конечно. Вопрос о транспортных заторах вставал все чаще и становился все более и более животрепещущим. Но сейчас Даниэля это вывело из себя. Он сердито отшвырнул газету и откинулся на спинку кресла. Какой смысл по сто раз перепевать одну «песню»? Не пора ли уже что-нибудь сделать?
[indent] Предполагалось, что новый вид городского транспорта – подземная железная дорога – «разгрузит» улицы. Только вот из-за рытья туннелей эти самые улицы то и дело перекрывали, лишь усугубляя ситуацию.   
[indent] И так постоянно в последние десятилетия! Сперва рыли туннели для сточных вод – в стремлении решить проблему канализации и избежать постоянных холерных эпидемий, возникавших с завидной регулярностью. Теперь строят подземку. А над землей результат один – транспортные заторы, заторы, заторы. И приличному вампиру уже никуда не выехать в солнечный день. Закончится ли это когда-нибудь?..
[indent] Лоран убрал со столика остатки мятного чая и, не спрашивая, принес Даниэлю чашку крепкого кофе. Достаточно крепкого, чтобы даже со слабым вампирским обонянием можно было почувствовать его аромат. Подобрал с пола разбросанные газеты и сложил аккуратной стопкой. Вообще-то все это полагалось делать лакеям, но Аддерли выставил их вон. За прошедшие столетия Лоран отлично научился улавливать настроение босса, даже если Сантес ничего не говорил. Сейчас Лоран видел, что Даниэль раздражен и зол, понимал, что хозяин никого не желает видеть. Сам он скользил бесшумной тенью – ненавязчиво, молча, ни о чем не спрашивая, и не пытаясь вступать в разговор. Лишь когда раздалось звяканье дверного колокольчика, бесстрастно проговорил:
[indent] – Я открою, сэр.
[indent] И спустя несколько минут – распахнул двери гостиной, впуская леди Мортимер и сопровождавших ее ведьму и ведьмака.
[indent] Даниэль поднялся навстречу Верховной ведьме.
[indent] – Джорджина! Наконец-то.

[indent] – Еще бы мне не помнить мистера Клейтона. – Даниэль улыбнулся. – Тип он пронырливый и, я так думаю, дотошный. Не сомневаюсь, что его ребята перевернули в Батерси каждый камень. Но это бандиты. Воры, убийцы, грабители – или кто они там? В своем деле, полагаю, профессионалы. Однако не маги. Уверен: они нашли всё, что только способен найти смертный. Но если там было какое-то колдовство, Клейтон и его люди никак не могли этого определить. Ведь так?..
[indent] Сантес помолчал немного, раздумывая. Потом продолжал:
[indent] – И еще мне не дает покоя записка этого Пройслера. Она при тебе? Можно взглянуть?
[indent] И когда Джорджина протянула ему листок дешевой желтоватой бумаги – развернул его и быстро просмотрел текст. Он увидел то, что и ожидал. Короткое послание, написанное в волнении или в спешке, крупными неровными буквами.
[indent] – Очевидно, речь действительно идет о ребенке Гвен. И очевидно, мальчик ей дорог. Ведь она кинулась к нему при первом же известии о болезни. Также, надо думать, она доверяет его отцу – иначе бы не оставила ему сына. Да и мужчина взялся воспитывать ребенка, который, значит, ему тоже не безразличен. Отсюда можно сделать вывод, что Гвендолен и этого Виктора Пройслера связывает нечто большее, чем случайная ночь любви за амбаром. Вероятнее, что они провели вместе какое-то время. И вот вопрос: следует ли сделать из этого вывод, что Гвендолен должна знать почерк своего любовника?
[indent] Сантес вернул записку Джорджине и развел руками.
[indent] – Может быть, конечно, я чрезмерно все усложняю, – признал он. – Но вот факт: ведьма отправилась в Батерси, не предупредив тебя. Хотя знала об опасности. О том, что за ней охотятся сектанты. О возможной ловушке…
[indent] Он с сомнением покачал головой.
[indent] – Не хочу разводить панику, но я не был бы так уверен, что Пройслер не писал эту записку и ничего не знал. Может быть, стоит проверить это еще раз. На всякий случай. Как полагаешь?... О! И забыл спросить, – спохватился Даниэль. – Может быть, чаю? Как невежливо с моей стороны!

[indent] Даниэль чуть наклонил голову вбок, и статуэтка, просвистев мимо его уха, врезалась в стену. Посыпались осколки.
[indent] Книгу он поймал. Книгу – в отличие от уродливого фарфорового животного – было жалко. Не хотелось бы, чтобы она испортилась. Он мимоходом посмотрел на переплет. «Нортенгерское аббатство». Интересно, кто здесь это читает? Неужели Мэтью? Но, с другой стороны, кто еще мог оставить книгу на каминной полке? Все прочие обитатели дома успели выучить, что книги следует ставить на свои места и содержать в порядке.
[indent] Сантес положил «Аббатство» на столик, одновременно следя взглядом за ведьмой: не намерена ли она метнуть в него еще что-нибудь. И верно: Джорджина явно искала следующий снаряд. Но пока под руку ничего не попадалось.
[indent] – Я понимаю: ты беспокоишься, – сказал Даниэль, – но что, по-твоему, я должен делать? На улице солнце. Я не могу сейчас же вскочить и побежать в Батерси. Зато могу проанализировать ситуацию. Чем и занимаюсь.
[indent] Он замолк, так как не был уверен, что эти слова сейчас достигнут сознания разъяренной ведьмы. Джорджина Мортимер была рассудительной женщиной. Но крайне вспыльчивой. И в гневе крушила всё, что попадалось ей на пути. В том числе и доводы разума.
[indent] Надо было дать ей выпустить пар.
[indent] – И в любом случае, – сообщил Даниэль, – я никогда не любил эту собачку. Там в углу, на этажерке, есть еще статуэтки. И вазочки. Они мне тоже не особо нравятся.