Сантес как никто другой умел выставлять своего собеседника дураком. Казалось бы, первый советник Принца не говорит ничего особенного, всего лишь продолжает твою мысль или делает логические выводы из сказанного раньше – но почему-то получается, что твои слова и поступки выглядят уже не тем, чем были на самом деле. Начинаешь возражать, так запутываешься в противоречиях. Начнёшь объясняться, так тебя снова поймают на слове и выставят на посмешище.

И ведь самое страшное даже не насмешки. К иронической ухмылке на лице Даниэля Сантеса, в конце концов, можно притерпеться. Притерпелся же Алан к насмешкам остальных придворных! Но Сантес говорит так, что ему невольно начинаешь верить – и его мнение заставляет стыдиться самого себя. Разумом понимаешь, что все слова первого советника не более чем казуистика, а избавиться от стыда, унижения и внутренней боли всё-таки не можешь.

У Алана перехватило горло, но он посмотрел на беловолосого вампира спокойным, ничего не выражающим взглядом. Именно так главе службы секретности надлежало смотреть на первого советника Принца вампиров Лондона.

– Благодарю, – сказал мифотворец очень, очень ровным голосом, – что напомнил мне, кем ты являешься.

Впереди показался Эпплфордский мост. Его очертания вырисовывались над рекой пока ещё смутно; но лодка шла быстро, и ясно было, что до моста плыть меньше минуты.

– Пора к берегу, – продолжил Алан так же спокойно. – Мост.