Алан шёл медленно. Долина между холмами лишь на первый взгляд казалась ровной землёй – на деле же здесь крылись большие участки болотной трясины. То, что выглядело как ровная и покрытая травой лужайка, могло оказаться омутом: ступишь туда, и тебя засасывает в топь. А клочок грязной земли, напротив, мог стать единственным надёжным местом, чтобы поставить ногу. Тут приходилось думать над каждым шагом и всё время сверяться со сложной системой примет, позволяющих найти безопасный путь. Уроженцы этой части Девоншира знали такие приметы с самого детства – Алан Форнайт, чья жизнь проходила большей частью в Лондоне, ориентировался в болотах хуже.
   
Кое-где между холмами вились тропинки, которые протоптали местные жители. Эти тропинки считались надёжными; возле опасных мест даже были проставлены вешки. Но Алан не хотел двигаться по тропе. Он полагал, что чудовище с болот, кем бы оно ни было, выслеживает свою добычу именно возле нахоженных троп. Прежде чем идти ему навстречу, вампир-охотник хотел изучить местность, найти те или иные следы чудища, и, возможно, понаблюдать за ним издали. Тогда станет понятнее, с чем, собственно, предстоит иметь дело!

Спустилась ночь, на болотах заклубился туман. Ночь Алана не смущала – в темноте вампир видит так же ясно, как днём. А вот туман – это некстати; туман для глаз вампира непроницаем.

Алан услышал лай раньше, чем ожидал. Лай яростный, захлёбывающийся, грозный, иногда переходящий в рычание, лай, идущий как бы отовсюду и в то же время ниоткуда. «Странные вещи творятся со звуками на болотах», – подумал вампир и напряг слух, пытаясь разобраться в какофонии и вычленить из неё нужное.
Слух у вампиров гораздо лучше, чем у людей, а у Алана он к тому же ещё и тренированный – но всё равно Форнайт не был уверен, что правильно определил направление, откуда доносится лай. Зато он услышал другие звуки, которые заставили его нахмуриться: шаги, явные человеческие шаги.

Кто-то шёл по болоту. Вполне возможно, прямо в пасть чудовищу.

Алан выругался про себя и осторожно двинулся наперехват неизвестному путнику.

Алан ожидал увидеть крестьянина, идущего из кабака короткой дорогой, или местного врача, который задержался у постели больного и теперь спешит домой; может быть, какого-нибудь помещика с охотничьим ружьём. Но увидел – даму, одетую будто с картинки из модного журнала! Таких дам обычно встречаешь на дорожке для верховой езды в Гайд-парке, а не ночью посреди болота.

«Леди, вы что, с Луны сюда свалились?» – хотел спросить Алан.

Однако не спросил.

Не потому, что не хотел быть невежливым.  А потому, что в словах уже не было ни малейшего смысла – яростный лай приблизился настолько, что заглушал все прочие звуки.

В следующее мгновение их атаковали. Из тумана вынырнула гигантская змеиная голова на длинной шее – раскрыла пасть, будто похваляясь зубами размером с ладонь человека – тут же метнулась к даме – Алан едва успел прыгнуть и оттолкнуть змеиную голову в сторону – острые зубищи щёлкнули впустую – вампир выхватил нож, отскочил, примериваясь, куда ударить, и внезапно налетел в тумане на крупное, поджарое тело, которое сделало бы честь любому мохнатому хищнику. «Что за …?» – успел подумать Алан, а затем думать было уже некогда: его с размаху приложило копытом.

«А копыто-то откуда?»

Алан снова отскочил, закружился, то и дело меняя направление движения, пытаясь сбить противника с толку и одновременно сообразить, с какой чертовщиной он столкнулся. Из туманного киселя, залившего всё вокруг, то появлялась голова змеи, то мелькал львиный хвост, то возникало что-то совершенно странное и немыслимое.

Под ногами хлюпало болото, намекая, что в случае неверного шага тебя засосёт трясина.

И разрывал уши чудовищный лай.

Прямо перед лицом Алана возникла продолговатая пасть с острыми зубами; вампир резко отклонился вправо и выкинул руку с ножом вверх и вбок, вслепую целясь в глаз бестии. В глаз не попал и, что было куда неожиданней, не попал даже вскользь по чешуе – змеиная голова снова скрылась в тумане. Алан прыгнул, ориентируясь на звук, на источник лая, снова пытаясь достать противника, и снова промахнулся. Это было так неожиданно, что он растерялся и чуть не пропустил атаку: гигантские зубы лишь клацнули возле бедра, но ногу Алан в последний момент успел убрать. Вампир развернулся на месте, перенёс вес тела на другую ногу, резко ударил – и в третий раз не достал невероятно быстрого зверя.

Сквозь рык и лай внезапно прорезались слова, произнесённые мелодичным женским голосом, и туман развеялся. Алан наконец-то увидел, с кем дерётся – и споткнулся, выбившись из ритма движений.

Чудовище совмещало в себе совершенно несовместимые черты. Змеиная шея, переходящая в пятнистую грудь леопарда, ноги с копытами, растущие из-под львиного хвоста – это было безобразно, но в то же время по-своему изящно. В голове Алана стали всплывать обрывки каких-то старых, услышанных в далёком детстве сказаний: «головой — как змея, телом — как леопард, лядвеями — как лев, и голенями — как олень», «из брюха у него вырывались такие звуки, словно подняли лай дважды тридцать собак, настигающих зверя», «по следам чудовища двинулся король Пеллинор, отец Персиваля», и так далее.

– Зверь Рыкающий! – определил вампир-охотник. В следующее мгновение он молниеносно отскочил, потому  что зверь на практике был не только Рыкающим, но ещё Кусающимся и Лягающимся.

Отступивший туман открыл глазам также фигуру женщины в модной амазонке – женщины, которая не сбежала, увидев на болотах чудовище, а, напротив, стала творить заклинания. Алан не был специалистом в области магии, но не опознать в незнакомке ведьму было просто-напросто невозможно.

Зверь Рыкающий сделал новый бросок. С его зубов что-то капало; Алан не знал, что именно, но на всякий случай предпочёл бы не иметь с этим «чем-то» дела. Он увернулся, пошёл полукругом, то быстрее, то медленнее, сбивая с толку чудовище и не давая ему собраться для прыжка.

Проскользив по болотной грязи, в воздух взметнулись стебли каких-то невиданных растений, оплетшие конечности зверя. Чудовище рванулось, упало, издав оглушающий собачий вой с лаем и визгом, заизвивалось. Алан тут же оказался рядом, вонзил нож и резко повёл его вниз, вспарывая бестии грудину. Веером взметнулась кровь. Свободной рукой охотник вызвал у чудовища сердце – для человека это было бы невозможно, но сила вампира в очередной раз позволила быстро закончить схватку в свою пользу.

Алан Форнайт не знал, какой случай привёл в болота ведьму и зачем она обездвижила Зверя Рыкающего. Помогала ему, Алану? сама хотела убить чудовище? или, может, захватить живьём для изучения? Алан не знал, и ему, честно говоря, это было безразлично. Для него сейчас было важно только одно: Зверь Рыкающий действительно убивал на болотах людей, и больше он их убивать не будет.

Зверь последний раз конвульсивно дёрнулся и замер. Лай, от которого впору было оглохнуть, смолк.

В своей жизни Алан встречал немало женщин. Но такое сочетание деловитости и светского тона видел впервые!

Только что, стоя на болотной кочке в окружении топкой грязи, мисс Роуз обратилась к испачканному Алану (в одной руке нож, в другой окровавленное сердце) с изысканной вежливостью, уместной разве что на светском рауте. Вампир даже не сразу нашёлся с ответом. Ну а потом, получив от Алана заверение, что на мёртвого зверя он не претендует, и вежливо поблагодарив, девушка тут же отвернулась и целиком отдалась задаче перетащить тушу на твёрдую почву. Мисс Роуз не спросила ни кто он, ни почему сражался со Зверем Рыкающим. Её это не интересовало. Она занималась своим делом.

Странным образом это не обижало: в поведении ведьмы не чувствовалось пренебрежения, только лишь рациональный подход. Скорее напротив – это интриговало. Алан поймал себя на мысли, что хочет продолжить знакомство.

– Мисс Роуз, – сказал он, стараясь держаться в той же светской манере, – может быть, вас интересует также сердце Зверя Рыкающего? 

«Кажется, раньше я дамам при первой же встрече сердце не предлагал», – мысленно пошутил он над собой.

– А ещё разрешите вам помочь, – Алан подошёл к туше зверя и взялся за чешуйчатую шею. – Я готов быстро доставить вашу добычу, куда вы скажете. Мне не трудно.

Вампир понимал, что благодаря своей волшебной силе ведьма справится и без него; но зачем ей тратить силы, если можно их поберечь?