До этого: Таинственный подвал.

«Ну и ночь!» – думал Алан Форнайт. Давно такой не выдавалось. С момента, когда он, закончив исследовать подвал, связанный с сектой «Детей Баала», вновь пришёл во дворец, отдохнуть не пришлось ни минуты. Сперва нужно было поймать секретаря Его Величества, чтобы сдать финансовую отчётность – рабочей рутины, само собой, никто не отменял. Потом была беседа с вампиршей, которая готовилась принести присягу Принцу Лондона и влиться в ряды здешних вампиров – новенькой следовало разъяснить её права и обязанности в отношении службы секретности. Потом Принц вызвал Алана к себе для конфиденциальной беседы, по итогам которой Форнайт скоро отправится с государем в Уинчестер для выполнения особого задания. Затем был торжественный приём новой вампирши в свиту Его Величества – по своему статусу в обществе вампиров Алан Форнайт обязан был там присутствовать и терпеть присущие таким мероприятиям светские разговоры. Впрочем, сегодня разговоры были не только светскими: как раз перед началом церемонии мисс Брази из дипломатической службы Его Величества рассказала Алану, что оборотни обвиняют его в изнасиловании.

А до рассвета ещё далеко. Кто знает, не случится ли дополнительных сюрпризов?

К тому же второй раз за ночь приходится общаться с Даниэлем Сантесом. Это, конечно, не опасно и не трудно – но неприятно. Однако Алан обещал отчитаться первому советнику Принца о своём визите в подозрительный дом, и обещание следовало выполнить.

Глава службы секретности постучал в кабинет Сантеса, после чего без дальнейших церемоний открыл дверь и вошёл.

Отредактировано Алан Форнайт (2017-08-15 21:29:40)

– И снова здравствуй, – спокойно произнёс Алан.

Он всегда здоровался с Даниэлем Сантесом. Всегда прощался. Никогда не забывал говорить «спасибо» и «пожалуйста». Пусть первый советник Принца вампиров и глава службы секретности работали вместе не одно столетие и между собой уже не нуждались в полагающихся по этикету расшаркиваниях и величаниях вроде «досточтимый» – но обычной вежливостью Алан не пренебрегал и не собирался.

Это ведь только к близким друзьям можно ввалиться в любое время и завести разговор так, будто он не прерывался со времён последней встречи. А Алан и первый советник Его Величества друзьями отнюдь не были.

Форнайт прошёл к столу и сел в кресло напротив Сантеса.

– В доме на Чансери-лейн был обнаружен замурованный не то подвал, не то погреб,–  начал он свой доклад. – В буквальном смысле слова замурованный: крышка погреба была заложена сверху керамической плиткой, и этот участок пола внешне ничем не отличался от соседних. Вполне возможно, что жильцы дома ничего не знали о подвале. Кстати, стоит отметить, что в дом они въехали всего около месяца назад, раньше дом стоял заколоченным.

Алан говорил чётко и по-деловому – стараясь не упустить ни одной важной детали, но в то же время избегая лишних описаний.

– В подвале мы с помощником обнаружили огарки красных свечей, которые стояли по кругу. В центре круга было пятно, будто от крови, и серебристый прах. Там веяло холодом и возникало чувство беспричинного страха. Когда мой помощник (он телепат) прикоснулся к праху, он также почувствовал сильную боль. Ему показалось, что погибший вампир очень сильно страдал перед смертью.

Алан кивнул. Он ждал этих вопросов, потому что сам задавался такими же.

– Я поручил своим сотрудникам выяснить всё относительно дома, – сказал он. – Но они смогут начать работу не раньше утра. Полагаю, информация будет у тебя к где-то ленчу.

Мысленно Алан Форнайт сделал себе пометку: не забыть предупредить мифотворцев, чтобы предоставили отчёт Сантесу. А то ребята привыкли отчитываться только перед шефом – а Алана ведь в Лондоне не будет, он отправится в Уинчестер.

– Также в подвале мы обнаружили кольцо, – продолжил Алан. – Оно закатилось в щель под лестницей.  Вот оно.

И аккуратно положил на стол серебряное кольцо в виде змея, кусающего собственный хвост.

Честно говоря, сделал он это с тяжёлым сердцем. Тяжело сообщать кому-то, что один из его подопечных либо замешан в грязном деле, либо, что ещё вероятнее, погиб. Но не сообщить тоже было невозможно.

– Взяли, – отозвался Алан. Он расстегнул портфель и вынул из него коричневый бумажный пакет. – Вот. Небольшую часть я отправил на анализ вместе с огарком свечи и соскобом с пола. Не знаю, что даст этот анализ. Может быть, и ничего. Но говорят, что цвет и структура пепла зависят от содержащихся в нём солей и металлов, и что химическим путём можно подобрать такое сочетание элементов, что пепел по цвету станет похож на прах вампира. Я хочу исключить любую возможность ошибки. Любую.

А также исключить и возможность надежды. Пока оставалась хоть какая-то вероятность, что «Дети Баала» не приносили в жертву вампира, а лишь имитировали чью-то гибель, Алан хотел в это верить. Пусть даже шансы на это составляют лишь десятые доли процента – всё равно хотел. Он не желал внутренне согласиться с тем, что найденный пепел означает уничтожение одного из вампиров. Но результат анализа должен будет дать однозначный ответ, который нельзя не принять.

Доклад был ещё не закончен, но глава службы секретности снова сделал паузу – на случай, если Сантес решит прикоснуться к праху. Тогда телепат, наверно, что-то почувствует, и ему понадобится время, чтобы осмыслить свои ощущения.

– Когда я взял кольцо в руки, – продолжил Алан, – те стены дома, что ещё стояли, рухнули. Буквально через секунду. Возможно, это просто совпадение, но, может быть, и нет.

Мгновение он помолчал.

– У меня всё.

И замолчал снова. Честно говоря, Алан был разочарован, когда понял, что первый советник Принца не станет прикасаться к праху при нём. Сам не отдавая себе в том отчёта, он надеялся, что визит к Сантесу что-нибудь прояснит. Всё-таки Даниэль Сантес как телепат намного сильнее, чем Кевин О’Нейл. Он мог почувствовать то, что осталось скрытым для Кевина, – а потом поделиться своими выводами.

Однако, похоже, всё пойдёт обычным порядком: первый советник привлекает Алана для конкретных поручений, а информацию выдаёт лишь в том объеме, который, по его мнению, нужен.  Например, летом Сантес рассказал главе службы секретности о ритуалах, на которых убивают ведьм, но не словом тогда не обмолвился, что в местах жертвоприношений возникает особая аура. Он сказал об этом лишь в тот момент, когда это стало важно для выполнения следующего задания.

Алану не то чтобы нравилось быть слепым исполнителем, но, во-первых, первый советник Принца выше по рангу и сам определяет их рабочие отношения; а во-вторых, дело об убитой ведьме вел всё-таки Сантес, а не служба секретности. Не было прямой необходимости вникать в чужие проблемы, когда своей работы хватает.

Но теперь такая необходимость возникла.  Если сектанты всё-таки убивают вампиров – Алан не простит себе, если останется в стороне. Если не приложит все усилия, чтобы защитить сородичей.

Другой вопрос, что Даниэль Сантес может придерживаться иного мнения по данному поводу.

– Теперь твоя очередь, – сказал Алан. – Расскажи, пожалуйста, что тебе известно об этом кольце и его владельце. Пойми меня правильно:  если «Дети Баала» уничтожают вампиров, я сделаю всё, чтобы их остановить. У нас с тобой общая цель.  И чем больше я буду понимать и знать, тем больше принесу пользы делу.

Алан, хоть убей, не мог понять логики Даниэля Сантеса. Первый советник только что услышал, что таинственные сектанты убили вампира. Причём, скорее всего, не какого-то абстрактного вампира, а того, кто был лично знаком с Сантесом и находился под его покровительством. Да если бы у Алана убили любого из мифотворцев – он мог бы думать только о том, как это произошло, в чём была причина и как добраться до убийц. А поскольку дело явно непростое, не стал бы отказываться от поддержки тех, кто честно и искренне хочет того же.

Но Даниэль Сантес сидит и невозмутимо рассуждает о том, насколько слаженная у них с Аланом получится команда. Нет, ему и в самом деле важно сейчас именно это?

– Слаженная – не получится, – мрачно признал Алан. Какая уж тут слаженность, если действия одного вызывают у другого удивление, граничащее со ступором. – А команда получится; во всяком случае, я не вижу, почему нет. За время службы Принцу Лондона мне неоднократно приходилось сотрудничать с вампирами, которые не разделяли моих взглядов.

Правда, никто из них не бесил главу службы секретности так, как Сантес. Но ради дела придётся сдерживать свои чувства.

«Скорбеть над каждым трупом смертного».

Алан не врал, когда говорил, что привык сотрудничать с теми, кто не разделяет его взглядов. Среди вампиров Лондона таких было большинство. Стремление не убивать людей, как правило, вызывало у них непонимание и насмешки. Насмешек этих Алан за шестьсот с лишним лет наслушался – не передать сколько. Давно уже притерпелся и перестал обращать внимание.

Но из любого правила есть исключения, и в данном случае исключение звалось Даниэлем Сантесом. Чёрт знает, как ему это удавалось, но слова первого советника Его Величества – и только его – иногда ранили Алана так же больно, как в первый раз. Да что там – ранили! уязвляли и жгли до глубины души.

«Размахивая своим гуманизмом».

Алан с трудом сдержался, чтобы не заехать Сантесу по физиономии. Но сдержался. Крепко, до скрипа стиснул зубы и сосредоточился на рассказе об Артуре Милтоне.

– Да, подробности нужны, – сказал он очень, очень ровным голосом. – Во-первых, на основании чего ты считаешь, что Милтон именно погиб, а не, скажем, примкнул к сектантам? Во-вторых, необходимо понять, как он попал в поле зрения «Детей Баала», а потому расскажи, пожалуйста, чем Милтон занимался последнее время, каков был круг его интересов, с кем он общался и так далее.

Сантес говорил так же ровно и таким же демонстративно спокойным тоном, что и сам Алан минуту назад. Впору было подумать, что первый советник Его Величества издевается, копируя манеру собеседника! Но Алан вовремя сообразил, что они оба просто-напросто используют один и тот же приём. Подчёркнуто нейтральная речь помогала отвлечься от эмоций и сосредоточиться на деле.

Похоже, такой тон начинал входить у них с Сантесом в привычку.

– Я понял, – отозвался Алан на слова беловолосого вампира про то, что информации недостаточно. – Мне кажется, имеет смысл поговорить с мисс МакМаллен: спросить, не заметила ли она среди знакомых Артура Милтона кого-нибудь подозрительного, а также, не происходило ли перед его исчезновением неожиданных или странных событий. Кроме того, я наведался бы к нему домой (ты ведь знаешь, где его квартира?) и всё там осмотрел. Но я сегодня ночью уезжаю в Уинчестер, так что этим придётся заняться тебе.

Алан Форнайт задумался, стоит ли верить Сантесу в том, что его подопечный не расстался бы с кольцом и не стал бы участвовать в жертвоприношении вампира. Решил, что стоит. Всё-таки Даниэль Сантес в силу опыта хорошо разбирается в людях и вампирах, а ещё он сильный телепат. Вряд ли он мог ошибиться в характеристике Милтона.

– А также, – ровным голосом спросил Алан, кивнув на бумажный пакет, – какова вероятность того, что, прикоснувшись к праху, ты сможешь понять больше, чем телепат из службы секретности?

– Не спеши меня хоронить, Сантес, – холодно отозвался Алан Форнайт. – Из того, что я знаю, легко заключить, что в Лондоне тоже будет не курорт.  Вдруг я сейчас не спрошу, а после моего возвращения и спрашивать-то будет уже не у кого?

Его взгляд скрестился со взглядом собеседника.

– Зачем тебе мой помощник?  Если хочешь узнать, что он почувствовал, возьми и прикоснись к останкам сам. Пакет рядом с тобой.

Алан был раздосадован тем, что первый советник Принца нашёл повод прекратить отвечать на вопросы. Дескать, отправляйся в Уинчестер, дорогой глава службы секретности, а разговор продолжим после твоего возвращения, не раньше.

А Форнайт хотел как можно раньше понять, действительно ли сектанты убили вампира или – безумная надежда – это фальшивка, инсценировка с непонятной пока целью. Да, химический анализ даст однозначный ответ, но ответ будет только утром, а отъезд в Уинчестер в два часа ночи.

Алан сам не понимал раньше, насколько сильно надеялся, что Сантес сумеет почувствовать в прахе что-то, что заменит анализ и сделает дальнейшую экспертизу бессмысленной! И ведь Сантес, может быть, действительно  почувствовал бы.  Но по всему понятно: беловолосый вампир не прикоснётся к содержимому пакета. А если и прикоснётся, Алану он об этом не скажет.

И ничего с ним не сделать, потому что он в своём праве. Проклятие.

– Так почему же не прикасаешься? Боишься?

Нет, глава службы секретности не предлагал и, более того, совершенно не хотел, чтобы Даниэль Сантес лез в подвал разрушенного дома на Чансери-лейн. После того, как дом привлёк к себе внимание полиции, показываться там не стоило.

– Я пришлю к тебе О’Нейла, – спокойно согласился Алан. Вспомнил, что раньше не называл своего помощника по имени, и пояснил: – Его зовут Кевин О’Нейл. Должен признаться, я отпустил его до завтрашней ночи, поскольку наше задание отняло у него много сил. Но когда он придёт на дежурство, ему передадут, чтобы он немедленно отправлялся к тебе. Или ты хочешь встретиться с О’Нейлом  раньше? Тогда я пошлю кого-нибудь его разыскать.

Невольно Алан вспомнил подвал и то, какое у Кевина было лицо, когда он спустился под землю. Да, первый советник Принца был прав: Алан не смог бы передать, что за чувства владели тогда телепатом службы секретности. И, действительно, нельзя было отрицать, что эти чувства могут оказаться важными. Но всё же – почему Сантес не может сперва прикоснуться к серебристому пеплу, а только потом поговорить с Кевином О’Нейлом? Алан не видел к тому причин и решил сделать ещё одну попытку переубедить собеседника.

– Но ты не ответил на мой вопрос. Насколько высока вероятность, что, прикоснувшись к праху, ты сумеешь понять больше, чем телепат из службы секретности? Я даже уточню, что меня интересует: сумеешь ли ты однозначно определить, действительно ли перед нами останки вампира или  это какая-то хитрая подделка?

Беловолосый вампир ответил не сразу, и в наступившей тишине Алан снова вспомнил подвал, лицо Кевина и охвативший их обоих отчаянный леденящий страх. Вспомнил, как чуть не поддался искушению убежать без оглядки, бросив всё. А ведь справиться со страхом им помогло лишь предупреждение Сантеса!

– Кстати, – из чувства справедливости Алан не мог не отдать Сантесу должное, – спасибо, что предупредил, что в доме на Чансери-лейн может возникнуть чувство иррационального страха. Если бы мы не знали об этом, дело могло бы повернуться плохо.

– Мерзостен? Я не имел этого в виду, но, – Алан просто не смог удержаться от сарказма, – если ты сам так себя определяешь, я тебе поверю.  Я высоко ценю твои суждения!

Далее Алан намеревался сообщить, что именно из-за доверия к суждениям первого советника Его Величества он и возлагает на оного советника благородную миссию не тупить и использовать наконец свои телепатические способности. Но – не сообщил, потому что случайно перехватил взгляд Сантеса, брошенный на пакет с пеплом.

Этот взгляд заставил Алана Форнайта задуматься. Для него самого Милтон навсегда останется всего лишь одним из множества вампиров Лондона, – но для Даниэля Сантеса он был чем-то большим. Сантес сделал Милтона вампиром;  наверно, он потом воспитывал его, они подолгу разговаривали, и молодой вампир делился своими мечтами, бедами. Наверно, было в этом Артуре Милтоне что-то, что Сантес ценил.

И прикосновение к праху, которое Алан до сей поры считал следственным экспериментом, для первого советника Принца могло являться чем-то иным. Например, последней весточкой от друга.  Прощальной.

Поэтому Алан сказал совсем другое.

– Результат химического анализа будет только завтра утром, я не успею его получить до отъезда. Да, твоя логика безупречна. Но я всё никак не могу смириться и цепляюсь за любую возможность не верить. Я думаю, ты меня поймёшь.  Может быть, ты даже чувствуешь то же самое.

О том, что при прикосновении к праху Даниэлю Сантесу может стать плохо, Алан раньше не думал. Точнее, понимал, что так может случиться, но не придавал этому значения. Но теперь, после слов Сантеса, он взглянул на ситуацию по-другому.  Действительно, сейчас – когда в Уинчестере мятеж – первый советник Принца вампиров не может позволить себе терять силы и работоспособность. И ради чего? Ради подтверждения гипотезы, которая и так подтвердится (или опровергнется)  всего лишь через несколько часов? Нерационально.

Алану даже стало неловко, что он сам не дошёл до такой простой мысли.

Но удивительно было, как именно Даниэль Сантес об этом сказал. «Предполагаю, что мне станет нехорошо. А я не желаю, чтобы ты это видел». Это прозвучало без привычной иронии, без раздражительности. Очень искренне это прозвучало.

Искренность в их разговорах с Сантесом была нечастым гостем. Честность – да, без честности рабочие отношения невозможны. Честность была. А искренность – нет.

– Я понял, – сказал глава службы секретности. – Расскажешь, когда я вернусь.

Разговор на этом можно было и прекратить, но Алан добавил:

– Дел и правда хватает, ты прав. А я к тому же только что узнал, что оборотни, возможно, потребуют у Его Величества мою голову. Как будто мало мне сейчас проблем.

Алан даже не знал, зачем он сказал это. Чтобы ответить откровенностью на откровенность? Чтобы перевести разговор на другую тему?

– Лорд Уэлш вернулся, – подтвердил Алан. – Но пока никак себя не проявил. Что он думает по поводу новой политики Альфы и сближения с вампирами, неясно. Зато носятся слухи, что многие матёрые оборотни из его ареала желают мне гибели, поскольку я якобы обесчестил дочь лорда Уэлша.

Глава службы секретности не собирался рассказывать эту историю на каждом углу, но не видел причин скрывать её от первого советника Принца. Он знал, что Его Величество полностью доверяет Сантесу.

– Достоверной информации о случившемся у нас пока нет. Но сегодня перед присягой мисс Брази пересказала мне разговоры, которые ходят среди оборотней. Говорят, что у лорда Уэлша была дочь по имени Анна Уайт. Говорят, что я приходил к этой девушке в облике её жениха и во время любовных ласк высасывал из неё здоровье и силы, – Алан пожал плечами. – Якобы, когда она стала чахнуть, её семья забеспокоилась, начала расследовать и установила, что жених – фальшивый. Они пытались поймать злодея, но он скрылся на территории загородной резиденции Принца, куда оборотням хода нет. Говорят также, что кто-то видел, как мнимый жених меняет облик и становится мной. Болтают, что каждое свидание девушки с её искусителем длилось чуть меньше шести часов и что тот всякий раз уходил в направлении резиденции Его Величества. Мисс Брази сказала мне, что, по её сведениям, после этого жених Анны Уайт разорвал помолвку, а сама мисс Уайт была изгнана из общества. Спустя какое-то время она покончила с собой.

Алан запнулся, не зная, стоит ли говорить дальше. Но очень хотелось выговориться, а Сантес слушал внимательно.

– Ирония судьбы в том, что ничего подобного я не делал. Я убил мать девушки, Элизабет Уайт; я пытался убить лорда Уэлша, но вот именно на честь мисс Уайт не посягал никогда. Однако оборотни имеют ко мне претензии не за действительную мою вину, а за ложную. Честное слово, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Отредактировано Алан Форнайт (2017-06-06 00:51:57)